Здравствуй, вольный простор, воздух,
пахнущий свежей землёй!
Где-то прячется в травах моё босоногое
детство,
Разделило нас время тележной крутой
колеёй.
Близкая родственница Астафьева вспоминала:
«Днем он обычно работал. Писал. А вечером любил пройтись по деревне. Спустится
к Енисею, гуляет по набережной. С людьми разговаривает. Любил на берегу
посидеть. Сядет, смотрит вдаль, вспоминает былое...». А вспомнить известному
русскому писателю, еще при жизни ставшему классиком, было что. Тяжелое детство,
сиротский приют, война — на долю Виктора Астафьева выпало много испытаний.
Видео о детстве автора
Виктор
Петрович Астафьев, известный современному читателю как автор романов «Царь-рыба»,
«Последний поклон», «Печальный детектив», «Прокляты и убиты», повестей «Пастух
и пастушка», «Весёлый солдат» и многих других произведений, родился на берегу
Енисея в крестьянской семье, познавшей трагедию раскулачивания и выселения. После
смерти матери Виктор некоторое время жил в семье дедушки и бабушки по
материнской линии, Ильи Ефграфовича и Екатерины Петровны Потылицыных, которые
своим вниманием и заботой скрашивали его детство.
За ударный труд его отец был досрочно освобожден из мест заключения,
вернулся домой, женился вновь и забрал сына к себе. С мачехой у Виктора не
сложилось хороших отношений. Он часто сбегал из дома, бродяжничал, и вскоре
оказался в детском доме. Жить там было нелегко. И, наверное, лишь только
крепкий внутренний стержень, что был заложен в родной деревне близкими людьми,
помог ему выстоять и не сломаться под тяжестью обрушившихся на него
обстоятельств. Единственной радостью и поддержкой для него были книги, которые
подросток читал запоем.
Сибирская земля особенная – рождает на свет таланты особой мощи. Поэтому
Виктор Петрович Астафьев был «обречен» стать творцом. Конечно, не только место
рождения определило судьбу Виктора Астафьева, а те жизненные передряги, которые
пришлось ему пройти, те беды, которые свалились на его детскую голову, скитания
и метания – все это оказало влияние на его зреющий талант.
Уже в
раннем возрасте мальчик сочинял разные истории, за что бабушка называла его
«врушей». В детском доме Виктор Астафьев
встретил людей, которые оказали значительное влияние на формирование его
личности. Один из них - директор
детского дома Василий Иванович Соколов, который частенько твердил Вите о его
“природных данных”, о ”несомненной литературной одаренности“, и от этих слов
Витя впадал то в лихую, дурашливую веселость, то в смущение. Однако потихоньку
начал сочинять стишки, участвовал в школьном рукописном журнале и напропалую
врал ребятишкам, пересказывая прочитанные книги. И, конечно, учитель русского
языка и литературы Игнатий Дмитриевич Рождественский, сибирский поэт, который пробудил
в будущем писателе любовь к русскому слову и страстную жажду творчества.
Из
воспоминаний Виктора Астафьева: «В тридцатых годах в далекой заполярной
игарской школе появился высокий чернявый парень в очках с выпуклыми стеклами и
с первых же уроков усмирил буйный класс 5-й „Б“, в который и заходить-то
некоторые учителя не решались. Это был новый учитель русского языка и
литературы Игнатий Дмитриевич Рождественский. Он начал нам рассказывать о
русском языке, о его красоте, богатстве и величии. Нам и прежде рассказывали
обо всем этом, но так тягуче и скучно, по методике и по правилам, что в наши
удалые головы ничего не проникало и сердца не трогало.
А этот
учитель говорил, все больше распаляясь, читал стихи, приводил пословицы и
поговорки, да одну другой складнее, и, дойдя до слова „яр“, усидеть на месте не
мог, метался по классу, горячо жестикулировал, то совал кулаками, как боксер,
то молитвенно прижимал руку к сердцу, усмиряя его и себя, и выходило, что слово
„яр“ есть самоглавнейшее и красивейшее слово на свете и в русском языке, ведь и
название городов — Ярославль, Красноярск — не могло обойтись без „яра“, и берег
обрывистый зовется яр, да и само солнце в древности звалось ярило, яростный
человек — вспыльчивый, смелый, несдержанный... Учиться нам стало интересно, и
вконец разболтавшиеся, кровь из учителей почти до капли выпившие второгодники и
третьегодники подтянулись и принялись учиться подходяще и по другим предметам».
В мае 1941 года В. Астафьеву исполнилось 16 лет. По правилам того времени,
оставаться в детском доме ему уже было нельзя. «Деваться некуда. Один, как
перст. Возраст дикий и романтичный. Душа от книг размягченная, мечтательная, а
жрать нечего, жить негде, приткнуться не к кому». Поработав коневозчиком на
кирпичном заводе, Виктор накопил денег, чтобы доехать до Красноярска. Там он
поступил в школу фабрично-заводского обучения, окончил ее, работал близ города
Красноярска на станции Базаиха составителем поездов и некоторое время дежурным
по вокзалу.
В тот страшный день
земля рванула в небо.
От грохота застыла в жилах кровь.
Июнь цветастый сразу канул в небыль,
И смерть вдруг оттеснила жизнь, любовь.
Надели гимнастёрки и шинели
Вчерашние мальчишки — цвет страны.
Девчонки на прощанье песни пели,
Желали выжить в грозный час войны.
Мирная спокойная жизнь и самые дерзкие мечты – все рухнуло в один миг.
Началась Великая отечественная война. В июне 1942 года Виктор Астафьев получил
специальность «составитель поездов», а через несколько месяцев ушел
добровольцем на фронт. Что послужило толчком к этому шагу рассказано в одной из
глав автобиографической книги «Последний поклон»: «Мне, Абросимову, Кузьме и трем пожилым рабочим с промучастка велено
было заняться погребальными делами. На станции отцепили от поезда, идущего с
эвакуированными из Ленинграда, ледник, набитый покойниками... похоронами я был
не только раздавлен, я был выпотрошен, уничтожен ими и, не выходя на работу,
отправился в военкомат - проситься на фронт».
Видео – В. Астафьев
о войне
До конца войны Виктор Астафьев оставался
простым рядовым солдатом. Участвовал в боях на курской дуге, в освобождении
Украины, Польши. Несколько раз он был тяжело ранен, лежал в госпитале. Именно в
госпитале будущий писатель встретил свою будущую жену, медсестру Марию
Семеновну Корякину, которая впоследствии стала редактором, читателем и
наборщиком его произведений. В 1944 года они
вместе демобилизовались из армии и приехали в ее родной город Чусовой на
Западном Урале.
Тяжелые ранения лишили Виктора Петровича
основной профессии составителя поездов, поэтому работы его были случайны и не
надежны: слесарь, чернорабочий, грузчик, плотник. Был он и литейщиком, и и
подсобным рабочим, и кладовщиком. Но ранения давали о себе знать – тяжелая
работа была ему противопоказана. Виктор Петрович устроился вахтером в колбасный
цех. Работа была неинтересная, скучная. Единственное, что на тот момент
приносило Астафьеву удовольствие – это посещение литературного кружка при
местной газете «Чусовской рабочий». Однажды на заседании кружка местный
писатель прочитал свой рассказ о летчике, который «сбивал и таранил фрицев как
коршун». История была, по мнению Астафьева, совершенно нереалистичная –
сплошная фальшь и приукрашивание войны. Его негодованию не было предела. Тогда
обиженный автор предложил Астафьеву написать правдоподобное произведение о
войне. В ту же ночь, сидя на вахте в подвале колбасной фабрики, прямо на
страницах вахтового журнала Виктор Петрович написал рассказ «Гражданский
человек», позднее названный «Сибиряк», о судьбе боевого друга, связиста, погибшего при восстановлении связи.
Из рассказа «Сибиряк»:
/// Матвей заметил, как
один танк забуксовал в ручье, остервенело выбрасывая гусеницами жирный торф.
Грязное лицо связиста расплылось в довольной улыбке, и он побежал по линии,
пропуская провод сквозь кулак. Внезапно его, как пилой, резануло по животу.
Яркие круги мелькнули в глазах, зазвенело в голове множество тонких колокольчиков,
земля под ногами сделалась мягкой, как торф, и перестала держать его. Он упал,
широко раскинув руки, и колючая стерня впилась ему в щеку.
Через некоторое время
нашел его Коля Зверев,
выбежавший на линию: по кошенине тянулась кровавая полоса. Коля перевернул
Матвея. Под ним, в бороздке, скопилась кровяная лужица. Земля не успевала
впитывать кровь. На губах Матвея насохли грязь, кровь, мякина. Было ясно, что
Матвей кусал зубами стерню, когда обессиливал, но провода из рук не выпускал. Матвей открыл глаза. «Худо мне, сынок». Телефонист хоть и видел, что дела Матвея неважны, но,
как умел, начал успокаивать: «Ранение пустяковое, и
не с такими выживают, а ты мужик крепкий, сибиряк. Я вот тебя перебинтую, и
порядочек. В госпитале залечат. Знаешь, какая у нас медицина, будь спокоен».
Матвей поморщился: «Зря ты бинт переводишь и рану от
меня прячешь зря. Как стукнуло, сразу понял, что каюк. Значит, напишешь домой
все как следует. Напишешь, погиб я в бою, честь по чести, чтобы Пелагея и
земляки мои не сомневались. Напиши, сразу, мол, отошел, не мучался. Это пропиши обязательно!» Коля Зверев завыл и затопал
ногами. –
«Да какое ты имеешь
право заживо в могилу оформляться?! Ты есть сибиряк! Понятно?! И ты живой
будешь! Понятно?!»
Но
Матвей ничего этого уже не слышал. Перед ним колыхалось бесконечное ржаное
поле. От хлебов лились сухость и жара. Он совсем близко увидел колосок, похожий
на светленькую бровь младшего сынишки. Он потянулся губами к этому колоску, но
вместо колоска перед ним очутился сибирский цветок жарок, похожий на яркий
уголь. С цветка снялся пучеглазый кузнечик и с нарастающим треском помчался на
Матвея. Вот он затрещал, как лобогрейка, потом, как трактор, потом, как
самолет. Он гремел, надвигался, давил, подминал и обрушивался тяжким ударом на
голову. Мир раскололся от яркой молнии пополам, образовав огромную черную щель.
В щель эту сначала огоньком, затем раскаленным шариком и, наконец, маленькой
искоркой летел Матвей Савинцев, пока не угас. Земля, пахнущая дымом и хлебом,
приняла его с тихим вздохом. ///
Рассказ «Сибиряк» похвалили в литературном кружке и напечатали в городской
газете «Чусовской рабочий». Именно после опубликования этого рассказа в газете
жизнь Астафьева круто изменилась. Ему предложили должность литературного
работника газеты, где он работал несколько лет. У Виктора Петровича начался
новый, очень напряженный и сложный отрезок жизни: днем – работа в газете, а
ночью, когда уснут дети, он писал рассказы. Его статьи, очерки, рассказы стали
печататься и в других пермских газетах. В 1953 году вышла его первая книга «До
следующей весны». В 1955 году писатель издал сборник рассказов для детей
«Огоньки», который понравился читателям. А в 1958 году вышел роман Астафьева
«Тают снега» о жизни колхозной деревни. Эти произведения получили положительные
отклики, и вскоре стало понятно, что в литературу пришел писатель большого
жизненного опыта и щедрого таланта.
В 1958 году он принят в Союз писателей РСФСР, в 1959 его направляют на
Высшие двухгодичные литературные курсы при Литературном институте имени М.
Горького. В автобиографии В. Астафьев писал: «За два года учебы в Москве я
прошел дистанцию, которую в таком культурном центре как город Чусовой,
самостоятельно проходил бы лет двадцать. На курсах я пересмотрел весь тогдашний
репертуар в столичных театрах, перечитал рукописи почти всех сокурсников». Так
в 35-37 лет завершаются «университеты» В. Астафьева, и начался тот творческий
путь писателя, который сделал имя Виктора Астафьева известным не только в нашей
стране, но и далеко за ее пределами.
Закончив обучение, в 1962 году Виктор Астафьев с семьей переехал в Пермь.
Его друг, главный редактор «Пермского книжного издательства» Борис Назаровский,
помог писателю купить небольшой дом в уральской деревне Быковка. Сам Астафьев
так говорил об этом месте: «В Быковке не было никаких условий, кроме главного –
там мне всегда хорошо работалось».
Из-под пера Астафьева появляются новеллы, составившие впоследствии повесть
в рассказах «Последний поклон»: «Зорькина песня»,
«Гуси в полынье», «Запах сена», «Деревья растут для всех», «Осенние грусти и
радости» и т.д. В них рассказывается о детстве, проведённом с бабушкой и
оставившим в душе писателя светлые воспоминания. Повествование ведётся от
первого лица – мальчика Вити Потылицина, сироты, живущего с бабушкой. Главная
героиня повести – Витина бабушка Катерина Петровна, которая воплотила в себе
лучшее, что есть в русских женщинах: доброту, милосердие, сострадание к людям.
Из рассказа «Зорькина
песня»:
///Бабушка разбудила меня рано утром, мы
пошли на увал по землянику. Деревня еще тихо спала. Пастух не выгонял сонных и
неповоротливых коров за поскотину. Сначала бабушка, а потом и я пролезли меж
мокрых от росы жердей и пошли по распадку вверх на увалы. Бабушка держала меня
за руку и все крепче, крепче сжимала ее, будто боялась, что я могу вдруг
исчезнуть. А я боязливо прижимался к ней, к моей живой и теплой бабушке.
Местами мы низко пригибались, чтобы пролезть под наклонившуюся сосенку, и мне
за воротник и на голову выливалась студеная роса. Я вздрагивал, ежился,
облизывал горьковатые капли с губ. А бабушка, вытирая мою стриженую голову,
уверяла, что от росы да от дождя люди растут большие-большие.
Над моей головой встрепенулась птичка, стряхнула
горсть искорок и пропела звонким и чистым голосом, как будто она и не спала
– Что это? – спросил я шепотом.
– Это зорькина песня. Птичка зорька утро встречает,
всех птиц оповещает. И правда, на голос зорьки ответило сразу несколько голосов
– и пошло, пошло! Их было много, и были они один звонче другого. – Зорька поет!
Зорька поет! – закричал я и запрыгал.
– Зорька поет! Значит, утро идет – сказала бабушка, и
мы поспешили навстречу этому утру и солнцу.///
После выхода в свет книги «Последний поклон» Астафьев становится известным,
его печатают в центральных журналах и издательствах. В повести «Звездопад» опять возвращается писатель к теме
войны. Автор рассказывает о любви молодого солдата, находящегося на лечении в
госпитале, и девушки - санитарки.
///Горела лампа. Стекло
на ней было прикрыто газетным абажуром, и я постепенно разглядел и увидел, что
абажур повернут так, чтобы свет не падал на меня. Мне почему-то стало приятно.
Возле лампы спиной ко мне сидела девушка и читала книгу. Она в белом халате,
поверх воротничка вроде бы темнела косынка. Волосы вытекали из-под белого
платка на ее остренькие плечи. Шелестели страницы. Девушка читала. А я смотрел
на нее. Мне хотелось воды, чтобы омыть из горла тошноту, но я боялся вспугнуть
девушку. Мне было до жалости приятно смотреть на нее и хотелось плакать. Я ведь
был все равно что захмелелый, а хмельные русские люди всегда почему-то плачут
или буянят.
И чем дольше я смотрел на девушку, тем
больше меня охватывала эта умильная жалость и оттого, что лампа вот горит, и
что вот девушка читает, и что я снова вижу все это, вернувшись невесть откуда.
И, наверное, заплакал бы, но тут девушка обернулась. Я отвел глаза и
полуприкрыл их. Однако я слышал, как она отодвинула стул, как повернула
абажурчик, и мне стало светлее. Слышал, как она пошла ко мне. Я все слышал, но
маскировался, сам не знаю, почему.
Она склонилась надо мной. И тут я увидел ее темные глаза с ослепительно
яркими белками, разлетевшиеся на стороны брови, изогнутые ресницы, слепка
припухлую, нравную губу, тоненькую шею, вокруг которой, в самом деле, была
повязана цветная косынка. Нет, вру. Она не повязана была. Халатик на девушке
был с бортами, и косынка спускалась с шеи вдоль этих бортов. Из кармана халата
торчал градусник с обвязанной бинтом верхушкой. А одна пуговица на халате была
пришита черными полинявшим нитками. И еще на девушке была кофточка, тоже
завязанная черной тесемочкой, как шнурок у ботинка - двумя петельками. А повыше
петельки дышала ямка. Я видел, что она дышала, эта ямочка! Я все, все увидел
разом, хотя в палате горела лампа, всего лишь семилинейная лампа. Наверное, был
еще какой-то свет, который озарил мне всю ее!///
Виктор
Астафьев говорил: «Тема войны для меня – святая
тема, и хочется, чтобы писалось трепетно, с болью и святым уважением к тем
людям, с которыми я воевал, и которых приходилось хоронить вдоль долгих дорог
войны». Виктор Петрович очень
хотел поделиться накопленными впечатлениями, рассказать о пережитом. На себе
испытав все тяготы войны, Виктор Астафьев имел полное право рассказать о ней,
но долгое время откладывал этот тяжелый разговор с читателем, «боясь ненужных, неумелых
слов».
В 1969 году Виктор Астафьев переезжает в Вологду, которая снискала к тому
времени славу одного из главных литературных центров нашей страны. Здесь он
пробует себя в драматургии – им написаны пьесы «Прости меня» и «Черемуха». 23
декабря 1975 года Виктор Астафьев получил Государственную премию СССР за
повести «Кража», «Последний поклон», «Перевал» и «Пастух и пастушка».
В 1977 году была опубликована повесть «Царь-рыба», которая стала визитной карточкой
писателя и прославила его на весь мир. Автор показал жизнь современной сибирской деревни,
описал ее с самой нежной любовью и самым горьким негодованием. Когда ничего не говорили об экологии, когда восхвалялись
великие стройки, когда истреблялись целые виды животных и растений, Астафьев в
этой повести кричал о беде. Невероятно, но говоря об Астафьеве, именно эта
книга вспоминается читателями в первую очередь. В 1978 году за повествование в
рассказах «Царь-рыба» Виктор Астафьев получил вторую Государственную премию
СССР.
В конце 70-х и начале
80-х Виктор Петрович вернулся в Красноярский край, где продолжал трудиться.
Начинается новый плодотворный период его творчества. Однако его отношение ко
многим событиям постепенно менялось. В январе 1986 года в журнале «Октябрь»
опубликовали книгу Астафьева «Печальный детектив». Если раньше Виктор Петрович
воспевал деревню, то в этом произведении показал ее неприглядные стороны.
Но тема войны по-прежнему остается ключевой для Астафьева. Он вновь и вновь
возвращался к пережитому. Его глубокая, «чёрная» окопная проза, неприязнь к
тыловикам, знание того, как тяжело приходится рядовому и в военной, и в мирной
жизни, – это постоянный возврат к тому, через что ему самому пришлось пройти.
Виктор Петрович получал много писем от фронтовиков. Они благодарили
Астафьева за то, что он «впервые повествовал о войне от имени простого
солдата», и почти в каждом письме просили написать настоящую книгу о войне.
Фронтовики были уверены, что только Астафьев сможет написать о войне правду.
«Много мне нужно рассказать о войне, о мною увиденной войне, и как это
сделать, с какой стороны на войну зайти, надо подумать, время нужно и
пространство», – пишет Астафьев. Он долгие годы готовился к своей главной
книге, в которой хотел без пафоса, без напускного героизма показать работу
русского солдата.
ВИДЕО
Роман «Прокляты и
убиты» – одна из сильнейших вещей, которые когда-либо были написаны о войне.
Автор обнажил такие факты, о которых не принято было говорить. Он писал о той
войне, которую видел и в которой участвовал. Писал про то, в каких чудовищных
условиях приходилось существовать новобранцам, которые ещё и до фронта-то не
дошли – сидели в учебных лагерях.
Из романа «Прокляты и убиты»:
«Однажды вечером новобранцам велели
покинуть казармы. Мятые, завшивленные, кашляющие, не строем, разбродным стадом
пришли они в расположение рот. Их долго держали на пронизывающем ветру. В
потемках уже, под тусклыми пятнышками света, желтеющими над входами в казармы,
туда-сюда бегали, суетились командиры, мерзло стуча сапогами, выкрикивали
поименно своих бойцов, ругались, подавали команды. Важные лица до самой
звездной ночи считали и проверяли маршевые роты в полном снаряжении, готовя их
к отправке. Маршевики были разных возрастов, ребятишкам-новобранцам,
превратившимся в доходяг, обмундированные, подтянутые солдаты казались
недоступными, они звали их дяденьками, раболепно заискивали перед
старослужащими, делились табачишком, у кого остался. Невзирая на строгую
военную тайну, маршевики уже знали и говорили, что направляют их на Сталинград,
в дивизию Гуртьева, в самое пекло. Подточенные запасным полком, бледные,
осунувшиеся, костистые, были бойцы угрюмы и малоразговорчивы, но табачок да
землячество сближали их с ребятишками.
Ночь уже была, мороз набирал силу. Перемерзшие люди начали разводить
костерки, ломая на них пристройки, отдирая обшивку с тамбура казармы, наличники
от дверей, мгновенно была разобрана и сожжена загорожа ротного нужника.
Отобравши у новобранцев все, что было с ними из жалкого имущества, в карантин
ребят не возвращали, а им уже раем казался душный темный подвал.
Поздней ночью поступила команда войти в расположение первой роты первого
батальона сперва маршевикам, затем новобранцам.
Маршевые роты заняли свое место. Та злобная, беспощадная ночь запала в
память как бред. Лешка Шестаков вместе с Гришей Хохлаком примазывался на нары,
хотя бы нижние, хотя бы в ногах спящих, но маршевики молча их спинывали не
стоптанными еще жесткими ботинками на холодный пол. Один дядек все же не
выдержал, в темноте проскрежетал: «Ат армия! Ат бардак! Да пустите парнишшонок
на нары. Пустите. Черт с ними, со вшами! Чё нам, привыкать? До смерти не
съедят».
Зеленцов, Бабенко и Фефелов, дождавшись бесчувственного сна войска,
напослед очищали карманы и сидора маршевиков, но тем еще не выдали дорожный
паек, личных вещей у них почти не осталось, издержались, проели, променяли
всякое имущество дядьки за месяцы службы в запасном полку. С пяток
ножей-складников, пару портсигаров да несколько мундштуков и сотню-другую
бумажных денег добыли мародеры и от разочарования, не иначе, тоже уснули,
прижавшись спинами к подсохшему горячему боку печки.
Лешке тоже удалось притиснуться, и когда, как он от печки отслонился или
его отслонили – не помнил. Наяву иль во сне мелькнуло, как его, вывалянного в
порошке, пинали, загоняли куда-то. Не открывая глаз, он вскарабкался наверх и,
нащупав твердое место, провалился в зябко его окутавший сон».
В 1996 году за первые две части романа «Прокляты и убиты» автору вручили
еще одну Государственную премию. Сам же Астафьев признавался, что этот роман
отнял у него слишком много сил. «Устал я, душевно устал, надсадился с
литературой, поэтому гоню со двора интервьюеров всяких и газетчиков, и всякий
любопытствующий народ. Одиночества и тишины хочется, устал я от гнетущей памяти
о войне, от ожидания чего-то вечного, еще более худого», – писал Виктор
Астафьев.
Уже будучи на склоне лет, писатель не уходил от военной темы: в 1990-х
годах он создал повести «Обертон», «Так хочется жить» и «Веселый солдат». В
1997–1998 годах в Красноярске выпустили 15-томное собрание сочинений Астафьева
с комментариями автора. В 1999-м писателя наградили орденом «За заслуги перед
Отечеством» II степени.
Виктор Петрович продолжал работать до последнего дня. Из-под его пера вышла
книга лирических миниатюр Затеси», военные рассказы. Они опубликованы в 2000
году в книге «Пролетный гусь», которая оказалась последней в жизни писателя.
29 ноября 2001 года Виктора Астафьева не стало. Писателя похоронили на
деревенском кладбище недалеко от его родной Овсянки. В своем завещании он
попросил: «… ради Бога, заклинаю вас, не вздумайте что-либо переименовывать,
прежде всего, родное село. Пусть имя моё живёт в трудах моих до тех пор, пока
труды эти будут оставаться в памяти людей. Желаю вам лучшей доли. Ради этого мы
жили, работали и страдали».
В. Астафьев – Герой Социалистического
Труда, лауреат многих литературных премий. Книги Виктора Астафьева переведены
на многие языки мира. По его произведения сняты художественные фильмы. 29 ноября
2002 года был открыт мемориальный дом-музей В.П. Астафьева в селе Овсянка. 30
ноября 2006 года в Красноярске установили памятник В.П. Астафьеву.
Многому учат книги Виктора Астафьева, писателя, дороги жизни которого
пролегли по странам освобожденной Европы, исколесившего Сибирь, Урал, Российский
Север. Они учат мужеству, любви к Родине, нежности по отношению к природе и
красивейшему ее созданию – человеку. Если устанете от фальши времени,
обратитесь к его прозе. Виктор Петрович безмерно любил жизнь. И всю свою любовь
вложил в книги – прочтите их, задумайтесь, порадуйтесь и погрустите вместе с
ним…
Дорогие друзья, благодарим вас за внимание!
До новых встреч!
Комментариев нет:
Отправить комментарий