Неоконченная симфония Бориса Пантелеймонова (#ЧувствоРодины)

Здравствуй, читатель! 

Вдогонку к одному из предыдущих постов (о пантелеймоновских чтениях) публикую сценарий о Борисе Пантелеймонове, составленный моей коллегой , заведующей отделом искусств Мариной Павловной Поповой. Сценарий легкий, невесомый, прочувствованный, раскрывающий биографию и всю глубину души и творчества нашего земляка.  Сценарий, который вполне подойдет для участия в сетевом проекте "Чувство Родины".

В 1:    В стороне далекой от родного края

           Снится мне приволье тихих деревень,

В поле при дороге белая береза,

Озими да пашни – и апрельский день.

Ласково синеет утреннее небо,

Легкой белой зябью облака плывут,

Важно грач гуляет за сохой на пашне,

Пар блестит над пашней… А кругом поют

Жаворонки в ясной вышине воздушной

И на землю с неба звонко трели льют

В стороне далекой от родного края.
(И. Бунин)

В 2:    В небольшом французском городке Сен-Женевье-дю-Буа, в получасе езды от Парижа, расположено русское православное кладбище, ставшее последним пристанищем русской эмиграции…

В 1:    Фамилии похороненных здесь напоминают о многих событиях века: послеоктябрьская эмиграция, белая гвардия. Выдающиеся представители русской культуры, среди которых художники: Сомов и Коровин, балерины: Кшесинская и Преображенская, поэты: Гиппиус и Мережковский, писатель Бунин  и многие другие, среди них и Борис Григорьевич Пантелеймонов.

В 2:    Известный парижский ученый-химик в последние годы жизни забросил свою научную лабораторию и начал писать автобиографические очерки, рассказы, воспоминания о детских годах, проведенных в России, Сибири, на малой родине своей – Муромцево.

Молодой
Пантелеймонов

В 1:    Борис Пантелеймонов родился 17 июля 1888 года (дата приведены по старому стилю) и окрещен 23 июля в Николаевской село – Муромской церкви. Он был шестым ребенком в семье отставного чиновника Григория Алексеевича Пантелеймонова (1851-1905 гг.) и «законной жены его» купеческой дочери Феклы Афанасьевны, в девичестве Окуневой.

        

Окуневы были «торгующими крестьянами». Отец Феклы Окуневой, Афанасий Трифонович, был Тарским купцом с 1861 г., а ранее – крестьянином деревни Мысовой. Мать Феклы Афанасьевны, Анна Игнатьевна Грязнова, была из многодетной крестьянской семьи.

Обе фамилии – Окуневы и Грязновы – относятся к самым что ни на есть старожильческим: среди переселившихся из Тары в Бергамакскую слободу в конце XVII века упоминаются казаки братья Окуневы и Иосиф Грязнов.

Отец Бориса до женитьбы занимал в Тарской городской Управе мелкую должность письмоводителя. С Феклой Афанасьевной Григорий Алексеевич познакомился в Таре, где она училась в Тарской женской гимназии. Купеческая дочь Окунева упоминается среди учениц гимназии. Кроме того, по свидетельству самого Бориса, его мать подготавливала в гимназию по арифметике; необразованной женщине это было бы не по силам. «Это у нас в роду – уважение к наукам», - замечает Борис Григорьевич в рассказе «Избрание царя Михаила Федоровича».

Большая семья

В 1:    Об основателе рода Пантелеймоновых Борис Григорьевич вспоминает в рассказе «Дедушка Дигби».

«Дедушку звали Дигби, и только по православному он стал Данила. По имени видно – сначала он был не русский, приехал из дальней страны. Приехал в Сибирь и сразу основал наш род. Отсюда мы все, которые настоящие нашей фамилии, и пошли».

           Исследователи биографии и творчества Бориса Пантелеймонова придерживаются мнения, что дедушка Дигби был американцем английского происхождения. Косвенные указания на это содержатся все в том же рассказе. Во-первых, имя Дигби – английское; во-вторых, причитания дедушки фонетически сходны со звуками английской речи.

«Осенью в лесу всегда чего-то жалко. Дедушка охватывает руками колени и, покачиваясь туловищем, поет нездешнее, по-своему: - Уай, ай оу… грж втк оу… - кажется мне».

      В-третьих, у Дигби в детстве «на чужой стороне» жил ручной пифон (на Руси удавов никогда не называли пифонами).

       Из рассказа ясно, что Дигби плавал на рыболовном судне, где бил морских котиков (типичный северо-американский промысел). Кроме того, только в Америке он мог встретиться с «краснокожими дикарями»; дедушкин рассказ о «страшном сражении», в котором он участвовал, дает основание предполагать, что это была война между Севером и Югом за отмену рабства (1861 – 1864 гг.). И, наконец, «был он когда-то на севере у дикого народа – коряки – видел шалманов», - этот факт уже относится к русской Чукотке, куда Дигби переправился из Америки через Берингов пролив. В России был крещен и наречен Алексеем Петровичем, служил секретарем Омского городского суда.

В 2:    От деда Борис Пантелеймонов унаследовал синие «как край неба» глаза, страсть к охоте, путешествиям, наблюдательность, впечатлительность, почти языческое преклонение перед окружающей природой, любовь к людям, даже манеру рассказывать. Умер дед Данила, когда Борису было лет шесть-семь.

В семье Пантелеймоновых было тринадцать детей, не считая умерших. Двенадцать братьев и сестра Ольга, младшая. Из рассказа «Приключения дяди Володи»:

            «Отец путал нас, братьев. За столом показываю брату, будто разрезаю ножом суп, а он для смеха тычет в мой суп вилкой и тарелка грохает на пол.

- Эй ты, как тебя там, - кричит отец, - Борис или Василий, пшёл в угол!

Бедный отец, у него – как в семье сороконожки: сорок калошек, сорок рубашек, всем по котлетке. Беда!».

                  В 2:         Фекла Афанасьевна имела двенадцать царственных грамот за двенадцать воинов, представленных России. До нас дошли фотографии братьев и сестры. Бориса Григорьевича: Василия Григорьевича, Михаила Григорьевича, Антона Григорьевича, Ольги Григорьевны. Из всей большой семьи Пантелеймоновых только у младшего из братье, Антонга Григорьевича» был сын Игорь. Его дочь Алла Игоревна живет в Москве.

Борис Григорьевич был женат трижды, но ни от одного брака у него не было детей.

В 1:    Детство каждого человека – пора, когда закладываются основы впечатлений, когда переживания особенно ярки, а только что распахнувшийся мир чист, сверкающ, заманчив, точно омытый летним дождем. Детские годы Бориса Пантелеймонова были пронизаны светом любви и доброты ко всему живому на земле.

В 2:    Из воспоминаний:

«То, что я видел расширенными, пораженными глазами, раскрыв рот, на это нет слов: волшебство! Стою, лицо к реке, всходит луна, закидывает на меня зеленые нити, в доме зажигают лампу, свет ломается в реке, кулик жалобно кричит – стою, оцепенел. Потом, в жизни, только несколько раз переживал такое, и всегда – смертельная тоска по тому, с чем слился бы».

В 1:    Детские годы Бориса Пантелеймонова оставили неизгладимый след в его творчестве. Нам дорого в нем: неподдельная редкая душевная бодрость и какое-то, столь же неподдельное, органически доброе отношение ко всему живому. Он действительно и естественно отмечает свою связь с природой и миром, и связи этой открыто радуется.

           «Поздним летом ходили мы с дедушкой по грибы. Корзинка у него большая, и я знал – пока не наберет с верхом, домой не пойдем. Гриб он никогда не вырывал, срезывал складным ножиком – этим самым он колол когда-то морских котиков.

День сегодня грибной – парит. В лесу уже по-осеннему светло, и под ногами шуршат коричневые листья. Если их намело кучей – я непременно шел на нее и шебаршил ногами, будто великан разметает гору. Пока дошли до грибных мест, попадалось много интересного. Вот с камня-валуна сорвалась ящерица. Там дятел бежит вверх по дереву, на клюв наткнул шишку, сейчас возьмет ее под мышку и будет лущить. Попадались и потные места, нога тонет во мху. И только теперь я увидел, до чего красива в эту пору осина. Ни одного листика не потеряла, они у нее ярко-красные, и все шевелятся, как живчики».

Прочтя эти строки, ловишь себя на мысли, что лес все так же светел, и под ногами все так же шуршат коричневые листья. Нот река времени течет неумолимо, и о том каким было Муромцево конца 19 века, Борис Григорьевич вспоминает очень лирично, с ностальгией:

«Тара впадает в Иртыш там, где город Тара. А мы живем в Муромцево, верст двести по реке от города тары. Село Муромцево не очень большое, душ на тысячу. В центре на Базарной площади наш дом – два этажа и мезонин (жутко было глядеть с такой высоты на площадь!»

Выстроенный в 19 столетии добротно, на века, он и сегодня стоит в центре нашего поселка, являясь памятником истории и культуры XIX века.

           «Все Муромцево живет от субботы до субботы, от базара до базара. На базаре не купишь, потом всю неделю плати лавочнику втридорога. Еще только смеркается, а на площади уже собираются первые телеги с живностью, мукой, овощами, рыбой, маслом, крупой, овсом, сеном, солью. Заботливые мужички, хлопотливые бабенки занимают места повыгоднее.

С рассветом мать, кухарка и кучер уже ходят взад-вперед по рядам, высматривают, чтоб лучше и дешевле.

Недалеко от базара «Торговый дом Кречетов и сыновья» - галантерея, бакалейная, колониальная, мануфактурно-москательная торговля, а наискосок кабак».




           Отец Григорий Алексеевич и сам вращался в кругу деловых людей, постоянно проживающих в Муромцево, и на Петропавловском винокуренном заводе, где совершались хлебные, спиртные и иные торговые сделки. Получив за женой приданное, Григорий Алексеевич пытался наладить какое-нибудь коммерческое дело.

       «Пока были какие-то деньги, он заводил конский завод, мельницу. Потом конский завод прогорел, и папа открыл пряничное заведение, варил после всего мыло, да всего и не перескажешь».

                   В 1:        Во многих начинаниях Григория Алексеевича участвовал и его брат Владимир Алексеевич; венцом его деятельности стало устройство пароходства по реке Таре.

«Мы купались, не отходя и двух саженей от берега: Тара безупречно несла свои воды, крутые омуты и вихри. Но все было мирно и спокойно, так же, как не сто, а сотни лет назад.

И вдруг – рев! Невероятный рев, рев невозможного, невиданного, неслыханного творения. Рев не умолкал. И вот, за лукою Тары, - в первый раз со дня сотворения мира и всемирного Сибирского потопа, - показался пароход.

Окрашенное в желто-малиновый цвет, выкатывало из-за поворота страшное чудовище (по совести – большая лодка с трубой, а сбоку торчат плицы колес). Из трубы валит густой дым, а на носу – Боже мой! на носу дядя Володя».

В 2:    Коммерческие авантюры братьев Григория и Владимира приносили в дом больше волнений, чем денег, и не способствовали росту благосостояния семьи.

           

«Недаром бедная мама по пятницам так долго раскладывала грошики, грызла карандаш. В пятницу вечером мать садилась у стола, советовалась с кухаркой, записывала, перечеркивала, выступали на лбу озабоченные складки: послюнивает карандаш и, упираясь невидящими глазами в угол, соображает, пока не примет последнее решение.

           Рубль двадцать – деньги немалые, но ведь орава-то…»

В 1:    Как бы там ни было, с годами расширялся круг знакомств и связей Григория Алексеевича. Крестными его детей были люди именитые и состоятельные. Его сына Бориса крестил надворный советник Серебренников, жена акцизного надзирателя Гусева, а также ишимская купчиха Калашникова и купец Ременников.

В 2:    Григорий Алексеевич был гостеприимным хозяином. Празднуя первый и последний рейс парохода «Святый Владимир» по реке Таре, Григорий Алексеевич устроил пир в честь «народного героя, своего брата.

«В те времена на три рубля можно было купить полбазара, а за пять – базар. На званый обед собралось все Муромцево: становой, врач, крестьянский начальник, батюшка, регент, учитель, именитое купечество. На столе молочный поросенок с хреном, стерлядь копченая и вареная, медвежий окорок, индюшка, копченые заячьи и беличьи окорочка, колбаса с рыбной начинкой, соленья и варенья. Под конец пломбир и торт».

Собственной лавки Пантелеймоновы не имели, так как мать еженедельно ходила на базар, но держали уток, гусей, поросят.

           

В 1:    Быт родительского дома, охоту, ярмарки, катание на пароходе – все это Борису пришлось оставить. Впереди были годы учебы. После домашней подготовки поступает в Тобольскую мужскую гимназию. После окончания гимназии поступает в университет, скорее всего – Томский. Живет на квартире.

Именно тогда произошло событие, сыгравшее роковую роль в его жизни. Во время опыта в лаборатории взорвалась колба, осколком Борис был ранен в шею. Профессор Плетнев, зашивший рану, предупредил: «Следите за левой гландой. Она когда-нибудь может причинить вам большие неприятности».

В 2:    Проучившись около года, Борис Пантелеймонов вступает в подпольную организацию эсеров, в 1907 г. попадает в тюрьму. Отсидев почти год, был осужден на два года ссылки в Усть-Сысольск Вологодской губернии. В ссылке Борис отошел от политики. Впервые к нему пришла мысль о писательстве. «Но про себя отметил, пусть будет так, между прочим. Прямой путь – наука. Здесь шутки плохи – надо проявить твердость». Изучает английский язык.

В 1:    Отбыв ссылку (примерно в 1910 году), он уезжает из страны в Германию для дальнейшей учебы, так как легально продолжить образование в российских университетах не мог, ему как бывшему ссыльному запрещалось проживать в крупных городах три года.

Получив специальность инженера-химика, Борис Пантелеймонов занимает пост директора департамента сельского хозяйства, занимавшегося минеральными удобрениями. В 1919 году был направлен в Берлин для участия в химическом конгрессе и для закупки минеральных удобрений. В Россию так и не вернулся. Впоследствии оценивал свою судьбу как «трагедию случайного, не злостного отрыва от Родины».

В 2:    Однако окончательной связи с Россией не терял. В 1922 г. в Советском Союзе вышла его книга «Анализ сахарина и сахариносодержащих веществ», в 1925 г. – «Магниевые соли из Саксонского озера и промышленное применение солей магния». В 1929 г. по просьбе Горького для газеты «наше наследие» Пантелеймонов пишет статью «Использование соляных озер».

В 1:    В 1929 г. Борис Пантелеймонов работает в поташной компании Палестины, занимается разработками месторождений Мертвого моря. Занимает высокооплачиваемую должность как специалист-химик. Стал автором многих замечательных изобретений: хлорного литья пластмассы и изготовления искусственной резины.

В 2:     В 1930 году Борис Пантелеймонов посылает свои первые стихи под псевдонимом А. Ремизову с просьбой напечатать их в парижской газете «Последние новости». Но редактор литературного отдела не нашел возможным опубликовать их. В эти же годы лично знакомится с Алексеем Ремизовым. Когда в 1939 году началась война, Пантелеймонов исчез из Парижа и появился вновь в 1946 году, оборудовав химическую лабораторию для изготовления косметики в Монруже. Здесь же купил квартиру.

Из рассказа А. Ремизова «Стекольщики»:  «Квартира весь верх, много комнат, и все пустые – с этого начинается новоселье, - и только в одной из них полный беспорядок: на столе аппараты и приборы, проволока, винты, деревяшки, тут и кровать, и уголок на столе: бумага, исписана колонкой цифры… Перед домом вроде садика. Под каштаном садовый стол».

Крупная кливлендская фирма приобретает у ученого патент на производство синтетического каучука. Появились достойные средства, чтобы 58-летний Пантелеймонов в очередной раз начал новую жизнь.

            «Литература как-то ошеломила Пантелеймонова. Он ушел в нее с головой, забросил свою большую химичексую лабораторию. За четыре года выпустил три книги. Он упивался литературой, но в подсознательном своем продолжал быть химиком. Иногда ночью вскакивал полусонный, кричал жене: «Скорее карандаш! Записать новую формулу». Но химия отходила от него все дальше и дальше». «Меня часто удивляло, почему так поздно, так случайно начал писать. Как мог не почувствовать в себе писателя столько лет».

                    В 1:        Воспоминания Тэффи о Пантелеймонове всегда лиричные, по-сестрински нежные. Их знакомство произошло в 1946 году, тогда Борис Григорьевич позвонил Тэффи и попросил разрешения «поговорить по литературному делу».

 «Пришел высокий элегантный господин лет 45-ти, с тщательно причесанными серебряными волосами. Красивое тонкое лицо, синие глаза внимательны и серьезны. У нас, писателей, глаз острый. Я сразу поняла – англичанин.

           - Я Пантелеймонов, - сказал англичанин». «При всей своей английской внешности это была самая безупречная русская натура. Если пить, так уж до бесчувствия, полюбить, так уж жениться, потому что и любил всегда с разбегом на вечность. Наука, химия, открытия – и это все было пламенно, в каком-то поэтическом восторге». 

Первый рассказ Пантелеймонова для «Русского сборника» был скорее «фантастический фельетон». «Ничего того, что потом так пленяло в творчестве Пантелеймонова, еще выявлено не было». Рукопись сдали в набор. Но в сборник вошел другой рассказ Бориса Григорьевича, написанный всего за один день – «Дядя Володя».

Новый рассказ оказался очаровательным, настоящим Пантелеймоновским, своеобразным, ярким. Это был тот самый «Дядя Володя», который так покорил сердца читателей и сразу создал славу новому автору.

     В 1947 году вышла первая книга Бориса Пантелеймонова – «Зеленый шум». Читатели и критики были в восторге. Сильное впечатление произвел остро-выразительный сибирский язык, яркий, сочный талант.

Секретарь И. Бунина А. Бахрах вспоминал, что «Пантелеймонов никому не давал посягать на свою весьма вольную и даже разнузданную грамматику, сохраняя в целостности свои «восхитительные непотребства».

В 1:     Пантелеймонов становится любимцем Ремизова, Тэффи. Для И. Бунина он стал самым близким человеком, потому в собрании сочинений И. Бунина в тт. 13, 15 размещен материал, посвященный Борису Пантелеймонову и письма И. Бунина к нему.

Его письма наполнены особым юмором, сердечной теплотой, открытыми добрыми чувствами.

Борис Пантелеймонов

Нобелевский лауреат в своих письмах к Борису Григорьевичу пишет о чистоте русского языка, жизни эмиграции, дает оценки зарубежным и советским писателям. О творчестве собрата по перу он пишет так:

«Борис Григорьевич! По вашим рассказам, вы шли дорогами Пришвина… это ль ни честь и богатая доля! Ваши картины природы не потускнеют, их будут хранить – кому дорого русское слово. И теперь какие леса и какую зарю вы видите не нашими, а этими глазами живого открытого сердца?»

       Мастерство Пантелеймонова выросло на его безупречном литературном вкусе, врожденном абсолютном «писательском слухе» стремлении к самообразованию. Анализировал, отмечал каждую чужую удачную строчку.

Из воспоминаний Н. Тэффи: «Когда мы вместе жили в «Русском доме» в Жуан-ле-Пен (там же жил и Бунин), Пантелеймонов привез с собой несколько новых книг советских авторов, среди них талантливого Паустовского и «Василия Теркина» Твардовского. На полях этих книг делал пометки и подчеркивал талантливую строчку.

- да, да, - сказал Бунин – я уже обратил внимание. Он действительно замечательно тонко понимает.

 «Перечитывал старых писателей. Старался насытиться быстро, с разбега, всем тем, что мы впитывали в себя долгие годы, в течение тридцати, сорока, пятидесяти лет». Конечно, Борис Пантелеймонов брал уроки мастерства у Ремизова и Бунина. Но крепкая основа для писательства у Бориса Григорьевича была заложена еще в детстве.

Это там, в далеком детстве, его окружали «люди самой хорошей крови, хотя и не знатные». Это тогда, с детства, он «думать привык с двух сторон – как день и как тайная ночь». «В чудесное с тех пор влюбился и всю жизнь им болею». Это с тех пор «Все у меня как-то живет, крутится и заворачивает на мечту или сердце захолонит».

Бесконечная поэзия малой родины – села Муромцево, городов Тары, Омска, ностальгические воспоминания детства о первозданной сибирской природе, живописные зарисовки и жизненные истории, написанные безупречным мастером слова, подчеркивают масштаб творческой личности автора, необыкновенно притягивают. Прочитав даже несколько строк, читателю передается необыкновенная мелодичность авторской речи:

 «Какая ширь, какой покой, как манит жить тут! Над озером стоит туман, где дрожит луч солнца, клубятся развалины крепости, мохнатый зверь, невиданное чудовище. А вода опять гладкая, опять чистая-чистая и такая голубая, что хочется улыбнуться. Стоишь, и чудится чей-то ласковый взгляд».

Очень лирично, «с надеждой на самое светлое Муромки» написаны произведения Бориса Григорьевича Пантелеймонова. Всего издано четыре сборника прозы писателя, нашего соотечественника-земляка.

После выхода последней прижизненной книги «Золотое число» Надежда Тэффи подвела некоторые итоги.

«Критики всех направлений и всех настроений отметили его исключительными похвалами. Много было серьезных споров о его стиле, чрезвычайно своеобразном. Но все разногласия примирялись на одном общем мнении: талантлив необычайно… Он уже занял место в первых рядах не зарубежной, а нашей большой русской литературы.

            Доброта Пантелеймонова была неотъемлемой частью его мировоззрения, поведения, существа. Доброта ко всему живому – в книгах; доброта и участие по отношению к конкретному человеку – в жизни.

В делах денежных он был непрактичен, никогда и никому не отказывал в денежной помощи, не брал расписок. Смеясь говорил: «Все равно хоронить будут на общественный счет», не подозревая, как страшно, скоро и буквально сбудутся его слова. Травма  левой гланды, полученная во время взрыва в лаборатории, спустя много лет дала злокачественную опухоль. Опухоль оперировали, но спасти больного уже не могли.

В последние годы жизни он обратился к Богу. «До сих пор он почти не знал Библии. Читал ее вскользь по-английски, - свидетельствует Тэффи. – Когда прочел мой русский экземпляр, был потрясен».

            Весь 1950-й год его состояние ухудшалось. «Ему очень хотелось писать, и не было сил. За несколько дней до смерти нацарапал еле понятными буквами начало нового рассказа. Тэффи, сама тяжело больная, жалела его больше всех, до отчаяния. «Хуже всех из нашего трио Пантелеймонову. Он очень страдает, почти не встает. И материальные его дела ужасные. Из всей нашей компании жаль только Пантелеймонова, потому что он очень хорош. А мы с Буниным – так себе».

 В ночь смерти Пантелеймонов попросил жену:

- Зажги лампадку.

- Лампадка горит все время.

- Нет, поставь ее сюда, к нам.

Она поставила.

- Икону тоже. Поставь к нам сюда.

Он тихо положил руку на голову своей маленькой жены.

- Подержи так. Я думаю, что я умираю.

И закрыл глаза.

В 2:     Скончался Борис Григорьевич в четыре часа утра 17 сентября 1950 года. Два года спустя умерла Тэффи, еще через год Иван Бунин. Пантелеймонов был тем человеком, о котором он думал на смертном одре. «Через некоторое, очень малое время меня не будет – и дела, и судьбы всего, всего будут мне неизвестны! И я приобщусь к Финикову, Шмелеву, Пантелеймонову».

В 1:     Русская эмигрантская пресса по-разному отреагировала на смерть Пантелеймонова. «Русская мысль» опубликовала лишь несколько сухих, почти враждебных строк. Напротив, очень теплый некролог опубликовало нью-йоркское «Новое русское слово»

Через год в Сан-Франциско вышел выпуск альманаха «Дело», посвященный Пантелеймонову. В нем приняли участие Ремизов, Тэффи и большой поклонник Пантелеймонова литературный критик Леонид Галич. Он назвал творчество писателя «неоконченной симфонией». Говоря о его послевоенной жизни, Галич пишет: «Ничего злого не видел в ту пору Пантелеймонов ни в природе, ни в судьбе, потому что там не было гнева и намеренной жестокости, а была только радость и горе, счастье и несчастье. Светлым взглядом смотрел на мир Пантелеймонов, все казалось ему в эту пору благостным, радостным, светлым».

В 2:     В России только в 1992 году смогли узнать талантливого, самобытного писателя Бориса Григорьевича Пантелеймонова, когда в московском издательстве вышел сборник его произведений под названием «Рассказы дяди Володи». 

В повестях много местного колорита. «Село Муромцево, Бергамацкой волости, Тарского уезда» всегда находиться в непосредственной близости к событиям книги.

Именно этот факт особым образом ускорил возвращение автора на родину, в Омскую область. В начале 90-х годов председатель Общества коренных омичей Владимир Иванович Селюк привез из Франции книгу «Зеленый шум» Б. Пантелеймонова, позднее «добыл» парижское издание с автографом писателя, расспрашивая соотечественников-французов, складывая по крупицам информацию о писателе. Тогда же начались поиски биографии автора, его произведений. Первые научные работы появились и в российской печати: публикации В. Лаврова, С.С. Никоненко, Е.М. Трубиловой.

В 1:     К 120-летию памяти писателя на Аллее литераторов – бульваре Мартынова – установлен памятный знак Б.Г. Пантелеймонову.

А впереди новые планы. Омские краеведы планируют подготовить отдельное издание произведений нашего земляка, назвать именем Б.Г. Пантелеймонова одну из муниципальных библиотек города Омска.

Реконструировать дом Бориса Григорьевича в Муромцево, общими усилиями, всем миром.

Выставка по творчеству Б. Пантелеймонова в нашей библиотеке 

В 2:     Закончить наш вечер памяти хочется словами ученого-советолога Михаила Агурского: «Пантелеймонов был замечательным человеком, личностью цельной, чистой, страстной. Это был также подлинный русский патриот. Со временем, наверное, удастся разыскать о нем больше подробностей, ведь Пантелеймонов заслуживает этого».

Участница сетевого проекта "Чувство Родины" - 

заведующая отделом искусств межпоселенческой библиотеки 
им. М. А. Ульянова МБМУК "ЦБС"

Марина Павловна Попова

Б-Пантелеймонов, рассказы,  Дядя Володя